Апрель

 

Был апрель и мы были на кладбище. Нам было лет по двенадцать. Никто не умер. Просто мы были соседями домами и могилами.  Его бабушка и мой дед жили в соседних домах, а его дед и моя бабушка были похоронены на одном кладбище. Ирония судьбы или последствия работы предков на одном заводе: жилье и кладбищенские участки выдавали через профсоюз.
  Апрель привычно сходил с ума. Погода менялась каждые пять минут. Непонятно: надевать шапку или снимать кофту, прятаться от сбивающего с ног ветра или греться на солнце. От ветра у меня слезились глаза, руки мерзли и в жаркий день, а сейчас посинели от холода. 

    Виделись мы не так часто: когда он гостил у бабушки, а я у деда и на кладбище в апреле, после Пасхи или перед ней. Поход на кладбище был долгожданным событием: мы шли, говорили, придумывали на ходу игры, читали фамилии на могилах и пугали друг друга смертью. Сначала мы шли к его деду, убирали, сажали цветы, взрослые выпивали и ели, мы просто ели. Потом шли к моей бабушке и там тоже самое. Нам нравилось все это. Тревога подступала только в двух случаях: когда видели свежий холм земли с цветами и когда встречали могилу ребенка. Тогда мы затихали. Смерть становилась ощутимо реальной, а кладбище зловещим.

   Мы возвращались, радуясь предстоящему долгому пути. Автобус опаздывал. На остановке собралось много людей. Нетерпеливые выходили на дорогу и выглядывали, будто это что-то изменит. Малышня томилась и не слушалась старших. Старики причитали. Мы стояли и говорили обо всем на свете.  

  Спустя час пришел автобус. Он был битком набит. Втиснулись. Душно и темно от плотно прижатых спин. Говорить невозможно, а это значит дорога будет долгой и утомительной. Это было даже к лучшему, тем для разговора не находилось в такой искусственной близости, прижатости. Неловко быть вот так приклеенными друг к другу в двенадцать лет, когда уже не дети, но еще не взрослые.
  Он придерживал меня за локоть, хотя упасть тут никак. Сообразив, убрал руку, нащупал мою ладонь и притянул к своей. Рука дрожала. Моя или его - не разобрать. Он перебирал мои пальцы. Так и стояли прижатые к спинам больших людей и все наше общение было на кончиках пальцев. В этот день мне хотелось ехать и ехать и чтобы он вот так гладил пальцами мою ладонь. 

  Приехали. Снова солнце и беспощадный ветер, его кудри по лицу и мои замерзшие руки.    Прощаемся.  

   Мы больше не виделись. Его бабушка тяжело заболела и умерла. Иногда мы с дедом заходили на кладбище к его деду, где теперь была могила и его бабушки. Это было грустно. Кладбище стало для меня мертвым и тихим. 

  Впереди у нас была первая влюбленность, любовь, отношения. У него своя, у меня своя. Надеюсь у него все хорошо, рядом сеть та, чью руку он держит в своей, нежно водя пальцем по ладони. И эта рука отогревается в его ладони и отвечает взаимностью.

Апрель это намек и предчувствие, благая Весть о том, что уже есть, но еще невидимо.  Легкое касание, в котором только ветер знает, что будет однажды.