Съеденные щенки и чума

 

   Страсть к сплетням и отказ от нее у меня случились одновременно. Мне было шесть лет. Каждый год меня отправляли на все лето к двоюродному деду на дачу. В чем он провинился и перед кем я не знаю, но три месяца в году он и его жена вынуждены были проводить с очень странным ребенком. Я была худой и глазастой. А еще они говорили, что я была странной, не от мира сего. Глядя на фото, понимаю что, глазастой я вряд ли была. Просто худое лицо, светлые волосы, губы без улыбки, и немой вопрос в глазах... Глаза это было единственное, что  было видно, и с чем можно было вести диалог. Я была молчалива, но часто говорила во сне, и наедине с собой.

   На улице Грушевой, где я жила, было еще несколько детей как и я, живших на даче все лето. Остальные дети приезжали в выходные, и хотя и были нам друзьями, но все же не очень. Среди летних узников была девочка Лена. Она жила с бабушкой и дедом на противоположном конце улицы. Обычно мы гуляли на нейтральной территории, но однажды Лена пригласила меня к себе. Помню свой шок, когда вошла к ней во двор. 

    В доме у моих прародителей было очень уютно и красиво. Бабушка Нина умудрялась как-то создать интерьер. И даже сейчас, повидав всяких обстановок в домах и гостиницах, я с уверенностью могу сказать, что комнаты в том дачном доме, были одни из самых красивых, что мне довелось видеть. Умела она как-то подобрать обои под занавески, покрывала под накидки, фотография Нефертити над кроватью... Ее спальня казалась королевской. И это вовсе не та роскошь, когда голь на выдумки хитра. Ее интерьеры были утонченными и аристократичными. Кроме того, у нас всегда было очень чисто. Чистотой заведовала худая и глазастая, то есть я. Мыть полы нужно было каждый день. В доме и во дворе. Да, именно так, во дворе! Руками, а не шваброй. Потому что шваброй это халтура. Не трудно понять, что когда я зашла во двор к Лене, то остолбенела. Грязь, хлам, заросли сорняков, куриный помет, и ужасный запах. Объяснила Лена это тем, что у них "хозяйство". 

- Но у нас тоже хозяйство: куры, утки, шесть соток и малинник в овраге, - недоумевала я. 

- Ты ничего не понимаешь. У нас же дедушка.

- Что дедушка?

- У нас дедушка больной,  - почти шепотом сказала Лена.

Потом придвинула свое лицо к моему и шепотом по буквам произнесла:

- Д-И-А-Б-Е-Т

-Что? - спросила я

- У него ДИАБЕТ, понимаешь? Всю малину бабушка отдает ему. Мне ничего не достается. И еще, его нельзя трогать! Никогда! Вот сейчас он лежит в кухне, и я буду голодной ходить, но не зайду. Нельзя!

   В моем сознании, "нельзя трогать" и "буду голодной ходить, но не зайду" - сразу превратило диабет в чуму. Откуда мне было знать, что бабушкино "Лена, не трогай деда" - имело иной смысл. Итак, я была уверена, что все у них заражено страшной болезнью, передающейся от прикосновения и, неизлечимой.

  Играть у Лены мне не понравилось. Но  мы все же нашли какое-то свободное от помета и сорняка место за домом и соорудили там себе шалаш. Играли до позднего вечера. 

  А дальше собственно сюжет истории. Что со мной произошло, сейчас, по истечении стольких лет, сказать трудно. Но видимо испуг, фантазия, странность моя опять же, и желание как-то обьяснить необъяснимое, сделали свое дело. На следующий день я несла миру весть. Весть эта состояла в том, что бабушка Лены разводит щенков, чтобы когда тем исполнится месяц, убить для приготовления блюда от смертельной болезни. 

- А куда вы думаете делись их щенки? - спрашивала я, когда очередная жертва сплетни недоверчиво открывала рот, не желая верить в убиенных щенков. 

    Мне верили. Почему-то. 

  В тот вечер к нам должны были приехать гости - сын деда и бабушки, мой дядя с женой. Видимо пока я с дедом поехала в город встречать их, моя сплетня облетела весь шар земной, прилетев во двор к Лене, аккурат к самой "истребительнице щенков". 

   А я, ничего не подозревая, ехала  в машине и пользуясь тем, что дед говорит с дядей, шептала  на ухо его жене:

- Они разводят щенков, а когда щенкам исполняется месяц, они их убивают и едят. 

Та улыбалась в ответ.

  Потом было застолье. И кульминация. Пока мы ели мороженое, к нам постучали. У двери стояла бабушка Лены. Она вызвала мою. А дальше все как в кино: все протрезвели, в доме крик, локации в комнате изменились - я посредине, все члены семьи напротив, глядят на меня с укоризной. 

- Сплетница! Позор семьи! Как с этим жить? Как людям в глаза смотреть? До конца лета ты не выходишь со двора, нечего позорить нас и сплетни разносить!

   Несмотря на мою идеальную память, я в упор не помню как прошли несколько следующих дней. Или даже недель. Я была растоптана. Я ненавидела себя. Я не хотела жить. Каждое утро было слышно, как идут на речку мои друзья. Мне казалось, что мы теперь живем на разных планетах: они на планете Радость, я на планете Позор. 

   Однажды вечером, я все таки вышла со двора. Не помню как и почему. Я шла к дому Лены. Это был путь плача и позора. Мне казалось, что даже яблони и груши смотрят на меня с укором и отворачиваются не скрывая отвращения. Они меня призирали, но не больше, чем я сама себя. 

   Дошла. Бабушка Лены сидела на лавочке с еще несколькими женщинами. Я поздоровалась. Мне не ответили. Я попросила ее отойти в сторону. 

- Простите меня, - сказала я.

Мне и глаза не надо закрывать, чтобы вспомнить цветочки на ее халате, цвет пуговиц и глаз, седые курчавые волосы и родинку на щеке. Я помню, что хотела что-то добавить или оправдаться, но в тот момент я забыла все слова, кроме тех, что произнесла. 

- Простите меня, - снова повторила я.

Она заплакала. Погладила меня по голове.

- Простите меня, - зачем-то повторила я еще раз.

- Ты так не будешь больше? - спросила она.

Я помотала головой. 

- Мне было очень плохо.  Я ж работаю целыми днями... - мысль ее оборвалась.  - Никогда так 

больше не поступай.

Я пообещала еще раз. 

   Видимо, что-то тогда переключилось во мне: страсть к сплетням на самом деле не прижилась во мне. Наверное вакцина оказалась качественной, и прививка была сделана вовремя и умело. Более того, я не выхожу из себя, когда сама становлюсь жертвой кривотолков. Не из какого-то высокого благородства, нет его во мне, а просто потому, что меня это не цепляет сильно очень. Ощущение такое, что я была внутри сплетни, я сама была сплетней, и слишком хорошо поняла ее устройство. Я отлично знаю, что иногда бывает очень страшно вдруг от какой-то "чумы" и хочется придумать съеденных щенков. А мысль о том, как больно будет тем, кто их "ест", попросту не приходит в голову.
продолжение следует...