Сон частый, номер 1763, 1768, 1802... голос, Женька, я и волна.

   

   Крик новорожденного - это звук, который он издает вне зависимости от того ждут его или нет. Этим звуком он оповещает мир о своем прибытии.

   Наверное, когда я родилась, тоже издала этот самый крик. Ну раз уж я жива, значит он был, мой первый крик, оповещение о том что, я здесь и я есть.

   Я не помню своего голоса в детстве. Мне порой кажется, что я молчала всегда. Конечно же я говорила, и помню как сейчас, диалоги с людьми, которых любила. Себя говорящей я почти не помню и это странно, учитывая, что детство свое  помню досконально, с мельчайшими подробностями, начиная с годовалого возраста. 

   Говорить мне было чаще всего не с кем. Не знаю печалило ли меня это тогда, но кажется я просто не знала что может быть иначе. Я привыкла слушать, вслушиваться, прислушиваться. Чаще всего я слушала и слышала тишину. Она бывала очень разной. В этой тишине случались звуки. Они  и делили мою жизнь надвое: одни из них означали тревогу, страх, ужас. Другие - относительное спокойствие, мир и еще немножко тишины какое-то время. 

     В детстве бывали дни, когда за весь день мне не приходилось говорить ни единого слова. Если поздно вечером кто-то, чаще бабушка, спрашивала у меня кушала я или нет, или еще о чем-то, то я физически не могла ответить. Казалось, что я не в состоянии прорвать пелену тишины, не имею права нарушить молчание и будто боюсь своего собственного голоса, того что он есть. Конечно же я говорила когда оставалась наедине с собой. Говорила с игрушками, с друзьями (не вымышленными, а настоящими, но которых в данный момент не было рядом). Но говорила я шепотом или очень тихо, а если вдруг мой голос звучал чуть громче, то мне самой от него становилось неуютно и тревожно. Я многое помню: свои игры, свое отражение в зеркале, что я любила есть и что нет, цвет своих глаз и линии на ладонях. А как звучал мой голос - нет. 

   В первом классе мне повезло. Наша учительница была выпускницей педучилища и мы были у нее первыми. Голос у нее был ласковый, молодой и спокойный. Сил и задора в ней было много и она на нас никогда не кричала. Провидев мою странность она часто подходила ко мне во время урока и беседовала на предмет этого самого урока, но как бы именно со мной, и я вдруг начинала понимать то, что еще минуту назад казалось непостижимым. Училась я хорошо. Даже отлично. До тех пор пока не начались в средних классах пытки у доски. Но тут в моей жизни появилась Женька. 

   Женька родилась седьмого ноября. Уверена, что она-то когда родилась кричала очень громко. Так громко, что ее маме выдали медаль, чем Женька хвасталась и гордилась. Медаль была за то, что день ее рождения был 7 ноября, это был день октябрьской революции. Женька сама была как революция. Я тоже гордилась Женькиной медалью. Женька была старше нас всех на год, крупнее и ярче, в классе ее сразу стали называть "мамой". Она умела общаться со всеми, быть в центре, быть во главе. Я умела быть одна, быть с книгой, быть с ней, просто быть. Голос у нее был грудной и громкий даже когда она говорила тихо. Решая задачи и уравнения по математике, Женька вслух бормотала решение. Учитель делает замечание - по Женькиному бормотанию мог весь класс "списывать".  Женька меня любила. И я ее. Мы сошлись - вода и пламя. 

   Меня часто упрекают, что я индивидуалистка и не нуждаюсь в людях. Может это и так в определенной степени. Но и не совсем так. Что поделать, я привыкла к этому с детства: быть одной и довольствоваться этим. При этом я ощущала себя очень живой, каждой клеточкой тела. Женька в шутку и всерьез часто спрашивала меня: как это чувствовать запах? Или как это любить когда на лицо капает дождь? Она выставляла свое лицо дождю и изо всех сил пыталась. А потом говорила: "фигня" и в голосе ее слышалась досада. Мы дополняли друг друга и многое от нее теперь живет во мне, и знаю, что это взаимно. Но вот голос... Тогда в детстве, голос, с функцией звать, мне будто был не нужен. Голос, чтобы откликнуться на зов - тоже. Женька любила громко в шутку звать меня даже когда я сидела с ней за одним столом. Мне это нравилось. Каких только имен она мне не давала! И каждый раз рупором, громко, на весь мир.
   Я не пела, не читала стихов, не горланила. А Женька пела, читала стихи и иногда просто кричала. Слуха у нее не было, но голос у нее был очень громкий, звучный, грубоватый. Женя стала моим голосом. Однажды мы остались на уборку класса. Женька пошла набрать воды для цветов, а я вытирала доску. Думая, что осталась в классе одна, я тихонько запела себе под нос. Но оказалось, что в классе был учитель:

- Анечка ты очень красиво поешь. Тебе нужно записаться на пение к нашей Татьяне Николаевне.
Я так сильно смутилась, будто меня застукали с первой сигаретой в руках. Зашла в класс Женька и тут же принялась горланить народную песню. Это было дико прекрасно. 

   В восьмом классе на уроке украинской литературы нам пообещали пятерку в четверти каждому, кто отважится украинскую народную песню не только выучить наизусть, но и спеть у доски. Женька стала меня уговаривать. Мы репетировали у нее дома и получалось очень красиво. Я тихо выводила мелодию, вдыхая в песню жизнь, а Женька давала песне силу. В целом мы звучали объемно и захватывающе. Пели мы тогда все подряд, и даже размечтались, что вполне себе могли бы записываться в студии звукозаписи. И вот долгожданный урок. Песню Женька выбрала сложную и красивую. Мы выходим к доске. Объявляем название песни. И тут присходит ожидаемое. Женька начинает петь, а я .... я молчу. Я буквально физически не могу издать звук. Женька злится и начинает лупасить меня по спине. При этом она не перестает петь и фальшивить. Я молчу. Женьке поставили пятерку. 

   Когда я спрашивала у Женьки почему мы друг друга нашли и отчего она дружит именно со мной, она отвечала, что это потому что я смелая, а она сильная. Сильной она была на самом деле. На уроках физкультуры она сдавала нормативы выше самой высокой нормы, чего нельзя было сказать обо мне. 

      Иногда я очень оживала вместе со своим голосом, и голос оживал во мне. Но это было всегда один на один. Например, я могла красочно, в лицах и с размахом рассказывать деду о своей школьной жизни. Дед слушал не моргая и говорил, что мне надо или в театр или писать романы. Но стоило только зайти в комнату кому-то третьему и я тут же замолкала. Так же бывало с моим дядей, которому я отжимала анекдоты или частушки, а когда приходили его друзья я только и могла что ходить и загадочно улыбаться. Со временем я переняла Женькину привычку горланить, и иногда на меня буквально "находило". Но это было спонтанно, и когда рядом была она. От взрослых мне доставалось немало за мою молчаливость. При этом меня считали общительным ребенком. Такой вот парадокс. 

   Сейчас я учусь своим голосом выходить за пределы себя, расширяя себя в пространстве. Но как и раньше мне нравится молчать, или беседовать с кем-то наедине. Я учусь. В компаниях я могу беседовать тогда, когда вижу глаза своих собеседников, и тогда пространство становится для меня интимным, уютным...
    Мне несколько лет снится один и тот же сон с небольшими вариациями. Я стою на берегу моря, океана или реки. Начинается шторм и на меня движется огромная волна величиной с десятиэтажный дом. Волна накрывает и смывает все на своем пути, разрушая набережную, природу, словом, все вокруг. Но мне не страшно. Волнительно так что дух захватывает. Люди вокруг кричат об опасности или просто от страха и ужаса. Но мне не страшно, я знаю что останусь жить, и что стихии не нужно бояться, она будто часть меня самой. Во сне я не кричу, но я становлюсь этой волной и пою вместе с ней... В этой волне оказываются другие люди, они очень разные: кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то поет, смеется или молится. Потом вода уходит и выходит солнце.  Этот девятый вал, будто мой голос, который страшит своей силой, но который не разрушит, а наоборот даст жизни. Во сне все это проще, сказочнее. Я просыпаюсь с желанием жить.