Ниночка
- Давай на ты? –
предложила Ира.
Я замешкалась. Мне всегда так трудно переходить на «ты». Особенно если
малознакомы, случайны, неожиданны друг для друга. Стоим почему-то и зачем-то на
балконе, вдыхаем винные пары собеседников, что пришли раньше и успели больше, и дым сигарет от которого не
скрыться.
Видимо, заметив мое замешательство:
- Можно кое-что расскажу тебе? – как-то утвердительно спросила Ира. По
ее волнению я поняла, что это не ради поддержания беседы и не просто разговор "за жизнь".
Я кивнула. Наверное кивнула. Во
всяком случае она продолжила. На балконе что-то бурно обсуждалось, Ира говорила
тихо, но я слышала отчего-то только ее.
- Когда я была совсем маленькой, жила с родителями в самом сердце
города. В таком старом доме, с лепниной на потолках и большими окнами. Жили мы
там лет семь или восемь. Нашей соседкой была Нина Ивановна, но за глаза ее
многие называли Ниночкой. А в глаза Ниночкой называла ее только я. Я очень
любила Ниночку. Ниночке было почти сто лет в обед. Она была такой старой,
древней, что я в свои наивные детские годы, поверить не могла, что люди могут
так долго жить. А таинственная дата ее рождения начинавшаяся с цифр 1 и 8
меня завораживала, будто Ниночка застала времена
рыцарей, казаков, королей, принцесс, красавиц и всех тех, о ком читала мне мама
в книжках. Она удивительно сочетала в себе изящность и красоту но вместе с ними спартанский, даже суровый образ жизни. Она была строгой, но мягкой к другим, безжалостной к себе: вставала рано, ела мало, работала много, изо всех сил старалась быть полезной другим, но при этом оставалась тактичной, немного отстраненной.
К Ниночке я бегала каждую свободную минутку: мне нравилось у нее бывать. Кружевные скатерти, серебряная посуда, фарфоровые статуэтки. Мне это виделось несметным богатством, а сама Ниночка доброй волшебницей. Я знала, что в какие-то древние времена Ниночка жила в Париже, и от того она казалась волшебной вся без остатка. Ниночка могла подолгу описывать шляпки, которые были в моде, и как она не позволяла себе выйти на улицу без головного убора. Я путешествовала с ней по разным городам, эпохам, модам, правительствам, мирам. Она рассказывала о подвигах мужчин и женщин, о том какими бесстрашными и доблестными были люди. Я мало что понимала, мало что помню, но знаю точно одно – с Ниночкой время летело незаметно, она была моим лучшим собеседником.
К слову сказать, меня Ниночка тоже слушала с большим интересом, всегда задавая очень ясные и простые вопросы, вникая во все мелочи моей жизни. «Ниночка, а кто это на фотографии?» - спрашивала я, рассматривая черно-белую фотографию красивой молодой девушки. Ниночка белым платочком вытирала уголок глаза и отвечала: «Это моя Оксанка». «А кто она тебе?» – спрашивала я. Ниночка не отвечала. «А это кто?» - показывала я пальцем на совершенно древнюю фотографию желто-коричневого цвета. «А это он» - отвечала Ниночка, вытирала аккуратно около носа и пряча белый кусочек батиста в рукав. «Кто он?» - не унималась я. Но Ниночка не отвечала. Я так и не узнала, кем были молодая Оксанка и более старый Он, но к этим фотокарточкам меня манило каждый раз. Я брала в руки тяжелые рамки и рассматривала эти незнакомые, но такие родные мне лица.
К Ниночке я бегала каждую свободную минутку: мне нравилось у нее бывать. Кружевные скатерти, серебряная посуда, фарфоровые статуэтки. Мне это виделось несметным богатством, а сама Ниночка доброй волшебницей. Я знала, что в какие-то древние времена Ниночка жила в Париже, и от того она казалась волшебной вся без остатка. Ниночка могла подолгу описывать шляпки, которые были в моде, и как она не позволяла себе выйти на улицу без головного убора. Я путешествовала с ней по разным городам, эпохам, модам, правительствам, мирам. Она рассказывала о подвигах мужчин и женщин, о том какими бесстрашными и доблестными были люди. Я мало что понимала, мало что помню, но знаю точно одно – с Ниночкой время летело незаметно, она была моим лучшим собеседником.
К слову сказать, меня Ниночка тоже слушала с большим интересом, всегда задавая очень ясные и простые вопросы, вникая во все мелочи моей жизни. «Ниночка, а кто это на фотографии?» - спрашивала я, рассматривая черно-белую фотографию красивой молодой девушки. Ниночка белым платочком вытирала уголок глаза и отвечала: «Это моя Оксанка». «А кто она тебе?» – спрашивала я. Ниночка не отвечала. «А это кто?» - показывала я пальцем на совершенно древнюю фотографию желто-коричневого цвета. «А это он» - отвечала Ниночка, вытирала аккуратно около носа и пряча белый кусочек батиста в рукав. «Кто он?» - не унималась я. Но Ниночка не отвечала. Я так и не узнала, кем были молодая Оксанка и более старый Он, но к этим фотокарточкам меня манило каждый раз. Я брала в руки тяжелые рамки и рассматривала эти незнакомые, но такие родные мне лица.
Утром прежде чем
уйти в школу я забегала к Ниночке поздороваться: «Доброе утро, Ниночка» -
кричала я, сбегая вниз по ступенькам. Однажды родители услышали отрывок нашей с
ней беседы, и принялись тут же воспитывать. «Как тебе не стыдно? Нина Ивановна
знаешь кто? Как ты смеешь называть ее Ниночкой, да еще и «тыкать»? Разве этому
учат тебя в школе? Разве этому учим тебя
мы?». Потом что-то еще говорили, и еще. Я стояла без вины виноватая. Ниночка
для меня и есть Ниночка, но что ответить им я не знала. На помощь пришла сама
Ниночка. Меня вывели из комнаты, но я слышала, как она им с такой любовью и
отчаянием в голосе говорила: «Хорошие мои, ну оставьте ее. Пусть она «тыкает»
мне сколько угодно. Знаете сколько лет я не слышала, чтобы ко мне кто-нибудь на
«ты» или «Ниночка», ну что вы? Разве ж я против? Оставьте девочку, пусть
«тыкает». Последний кто был ко мне на «ты» умер когда вы еще детьми были. А с
тех пор только Нина Ивановна, «Вы», «уважаемая», «гражданка». А я так хочу,
чтобы Ниночка и чтобы «ты». Оставьте ее».
Родители ничего не отвечали. С
Ниночкой я всегда была на ты, теперь уже и при других. Даже когда стала старше,
даже когда появилась некоторая неловкость в общении девочки-подростка и
женщины-эпохи. До последнего я была с ней на «ты», и не было в этом нисколько
фамильярности или небрежности. Я так любила Ниночку, люблю, точнее.
- Давай, будем на ты? – сказала Ира глядя на меня.
- Конечно, Ирочка, - вдруг само
как-то вырвалось у меня.
Комментарии
Отправить комментарий