В ПЛЕНУ САМООБМАНА

В далеко_{м 2003 году компьютер был не в каждом доме. В моем доме не было, а потому работы делались в компьютерных классах Университета. Закончив многострадальную курсовую по французской литературе, кликаю «сохранить», переношу на дискету, отправляюсь домой. Пробудившись утром, вижу ужасное зрелище: моя полуторагодовалая дочь, полощет дискету в горшке, к которому она наконец приучилась. Прошло более десяти лет, я научилась тщательно сохранять нужную информацию, но... 2015 год, статья о волнующем меня Сартре дописана, не хватает пары запятых. Звонок в дверь, двадцать минут разговора с соседкой. Вернувшись к ноутбуку, вижу, что он самостоятельно, пользуясь терминологией Сартра «по собственному свободному выбору» ушел на перезагрузку, оставив мне пустой файл под названием «Сартр!». Вся гамма чувств и переживаний в конечном итоге сменилась сартровским «все бессмысленно», «нет такой истории, которая закончилась бы хорошо». Что ж, значит все происходит  сообразно логике того о ком пишу.}

_{Мой Сартр}

_{- Иван Палыч Сартр – мой любимый писатель, - сказал мой одногруппник Саша. У нас, филологов французского языка свои шутки. Любили мы панибратски говорить о гениях, адаптируя их «под себя». Жан - французский вариант имени Иван, Поль – Павел. Так и прозвали мы Сартра ИванПалычем. Мне Сартр был неинтересен, и даже неприятен. Во-первых, чего стоят названия его книг: «Тошнота», «Мухи, «Стена», «Грязные руки», «За закрытыми дверями». Во-вторых, внешность. Чего ждешь от француза? Безупречной внешности, французского шарма и обаяния. Портреты Сартра не оправдывают ни одно из этих ожиданий.}

_{Тогда Встречи с Сартром, в ее экзистенциальном понимании так и не произошло. Когда же я получила образование психолога, выбрав для себя экзистенциальный подход в психотерапии, фамилию его я стала встречать все чаще, и поняла что от него не скрыться. Ведь само слово экзистенциализм ассоциировался именно с фигурой философа-писателя Сартра. Его современник известный философ М.Хайдеггер (труды которого изрядно повлияли на Сартра), говорил что Сартр скорее писатель чем философ, а В.Набоков, считал его философом, а не писателем. В результате, сошлись на том, что стали называть его мыслителем. Психологи сегодня, присваивают Сартра себе, и это справедливо – Сартр очень психологичен,  и сам он этого не отрицал, хотя труды его под силу далеко не каждому: слишком нечетабельны его философские тексты. Сартр стал популярен еще при жизни. Кафе где встречались экзистенциалисты на площади Сен Жармен де Пре в Париже, до сих пор остаются культовыми достопримечательностями. Экзистенциальные кафе с неизменно черным потолком: это позволяет глубже погрузиться в тошноту, одиночество, абсурдность, пустоту бытия… В «Две маго», и «кафе де флор» время словно остановилось  и кажется что вот-вот войдут Альбер Камю, Симона де Бовуар, Мерло-Понти, Жак Лакан, Жан Поль Сартр…}

_{Думаю, что труды любого писателя и философа – лишь мертвые рассуждения, если они не пережиты им лично, не стали его плотью и кровью. Прикасаясь к творчеству любого автора, необходимо знать не только о нем, но и его самого, его отношения с другими, поступки, характер. Я начинаю свой путь к нему, к тому, кого суеверно побаиваюсь. Мои открытия идей Сартра, происходили через узнавание его жизни, а также благодаря людям, которые обращались ко мне за психологической помощью.}

_{Напротив меня мужчина, повествует о трудностях своей жизни, подытоживая свой монолог произносит: «Я разочарован, никто никого никогда не поймет правильно. Другие люди – это ад. И я тоже сам себе ад». «Ад – это другие» -  говорит один из героев произведений Сартра.}

_{«Иногда в моей душе так пусто и черно, что становится невыносимо. Чтобы уйти от этой пустоты я начинаю заниматься  чем угодно, делаю все, на что хватает сил, но в итоге пустота становится только больше и чернее, а в какой-то момент накрывает меня с головой, и я уже не понимаю – есть ли я?», – так начинает нашу встречу, другая моя клиентка. «У каждого человека в душе дыра размером с Бога, и каждый ее заполняет, как может», - говорит атеист Сартр, намекая на бесконечность этой самой дыры, и о том, что заполнить ее  возможно только таким же бесконечным Богом, если тебе повезло, и ты в Него веришь.}

_{«Мне страшно от того, что я могу перестать себя контролировать. Иногда я думаю, а вдруг я причиню себе вред, или даже убью себя. Неужели я сошла с ума?» - это вопрос еще одной клиентки. Я молчу, понимаю, что с ума она не сошла, и Сартр полвека назад обреченно сказал что «Человек это абсолютная свобода», и если человек захочет отказаться от собственной жизни, никто не в силах ему помешать, он абсолютно свободен в этом.}

_{Люди двадцать первого века испытывают те же самые чувства, что испытывал сам и сумел описать философ-писатель Сартр. Его идеи свободы, выбора, пустоты, самообмана – достойны рассмотрения. Но все они будут лишь красивой теорией, если не всматриваться в жизненный путь мыслителя, и не видеть почву на которой они зарождались.}

_{Ни с тобой ни без тебя}

 _{1929 год. Сартр знакомится с Симоной де Бовуар, одной из самых ярких женщин прошлого столетия. Можно бесконечно поэтизировать их отношения, как это делала французская молодежь 60-х, сделав именно Сартра с Симоной символом свободной любви. А можно всмотреться в их отношения, и разглядеть то, что скрыто за столь заманчивой перспективой «свободы от условностей».}

_{Симона полюбила человека, который сам о себе напишет: «я сделался предателем и им остался. Тщетно я вкладываю всего себя во все, что затеваю, целиком отдаюсь работе, гневу, дружбе – через минуту я отрекусь от себя, мне это известно, я хочу этого и радостно предвосхищаю измену, уже предаю себя в самый разгар увлечения».}

_{Симона тоже не была создана для тихой семейной жизни. Именно она станет символом феминизма, но это будет позже, а в 1929 году, она известна как девушка которой нет равных в эрудиции, силе и свободе мысли, умении дискутировать и выигрывать споры, оставляя оппонентов далеко позади.  Об умственных способностях 21 летней Симоны ходят легенды, но при этом она остается недоступна для мужчин. Симона - воплощение французской женственности, красоты и вкуса. Что могло привлечь ее  в двадцатипятилетнем Сартре, который уже в молодости был некрасив: невысокого роста, с брюшком, с очевидным дефектом глаз? Конечно же ум молодого Жан Поля, два гениальнейших ума столетия нашли друг друга. Два года Симона и Жан Поль наслаждаются друг другом,  и кто знает, узнал бы мир манифест феминисток по сей день издаваемый десятками тысяч экземпляров «Второй пол», предложи Сартр своей любимой замужество. И вот здесь, передо мной впервые встает вопрос: была ли счастлива Симона, был ли счастлив Жан Поль?}

 _{Вместо замужества, Сартр предлагает  Симоне заключить «Манифест любви»: договор, по которому они обязуются никогда не иметь совместного имущества, детей, законных отношений. Они едут в совместные поездки, но всегда берут номера на разных этажах гостиницы. Манифест предполагает наличие связей на стороне и абсолютную свободу, «свободу от»: обязательств, объяснений, упреков, притязаний, отношений. В то же самое время «манифест» гарантировал обоим, абсолютную стопроцентную искренность. То есть каждый из них, должен быть честным и открытым во всех своих движениях души, мыслях, помыслах, касается ли это творчества, интрижек на стороне или чувств друг к другу или к другим. Каждый имеет право влюбиться, уехать с новым объектом страсти на край света, но вернуться непременно обратно ровно в оговоренный день и час. Пара связанная детьми и домом, может иметь гораздо больше свободы, нежели эти двое скованные обещанием стопроцентной душевной наготы. Выглядит так, будто им обоим это нравится: весь мир рукоплещет им и тому, что они декларируют как свободные отношения. И снова рефреном: была ли счастлива Симона, был ли счастлив Жан Поль?  Сартр во всех работах пишет лишь об «одиночном героизме», отрицая любую форму отношений, но Симона как философ и писатель, расходится с ним в этой ключевой точке, она утверждает, что самая близкая из всех возможных форм отношений, это «сотрудничество двух любящих людей». Но, видимо, не желая делать раскол внутри их философского учения, она не противоречит Сартру. Симона со временем привыкает к романам Жан Поля, и сама периодически начинает заводить связи «на стороне», однажды чуть даже не выйдя замуж за американца Нельсона Олгрена (после продолжительных отношений она отказала Нельсону, чтобы остаться «по своему верной» Сартру).  Сартр встречает русскую эмигрантку Ольгу Казакевич, и всерьез влюбляется в нее. Симона, которую философ всегда называл своей «сутью», увидев, что Ольга это не мимолетная интрижка, а человек, играющий большую роль в жизни ее возлюбленного, пожинает первые плоды «манифеста». Именно тогда, она пишет книгу под названием «Она пришла, чтобы остаться» о трагическом любовном треугольнике. Ольга вошла в жизнь этой пары став навсегда членом «семьи» Сартра – Бовуар. Но «верные» своему манифесту, они и дальше продолжают держать друг друга в курсе своих чувств и переживаний, доказывая всему миру и самим себе радость свободных, не связывающих отношений.  Книга Симоны «Второй пол», которая начинается известными словами: «Никто не родится, пока не появится женщина», выходит из под пера в период, когда ей приходится делить не только тело своего возлюбленного, но теперь уже и его душу, творчество, планы на будущее с другими женщинами.}

 _{Их друг, экзистенциалист Альбер Камю, считал что в основе бытия лежит абсурд. Свободные отношения Сартра и Бовуар – были доведены до абсурда в попытке каждого отстоять свою свободу, доказать что-то. В шестьдесят лет, Сартр влюбляется в Арлетту юную еврейку из Алжира. Влюбляется настолько, что впервые всерьез оттесняет  Симону из своей жизни, делая Арлетту своим личным секретарем. Симона чует опасность для их отношений, Жан Поль больше не делится с ней своими мыслями, идеями, переживаниями. Но она бессильна – на ее глазах Сартр становится все ближе и зависимее от соперницы. Чтобы спасти юную алжирку от депортации из Франции, Сартр удочеряет Арлетту, нарушив заключенные сорок лет назад с Симоной соглашения: не иметь законных отношений, не иметь детей. Все творческое наследие Сартра, где ни одна буква не была написана без обсуждения с Симоной, на глазах у де Бовуар переходит к разлучнице. Именно в это время Симона напишет: «Я пересекла много линий в жизни, казавшихся мне размытыми. но линия, очерчивающая старость, жесткая, как металл. Тайный,  далекий мир внезапно надвинулся на меня, и нет пути назад». В отместку за поступок Сартра, Симона удочеряет свою лучшую ученицу и подругу Сильви ле Бон. Именно она, наследница творчества философини, опубликует после  смерти Симоны ее письма, которые буквально взорвут весь мир – феминистка, оказалась обычной слабой женщиной: «Я буду умницей, вымою посуду, подмету пол, куплю яйца и печенья, я не дотронусь до твоих волос, щек, плечей, если ты мне не позволишь», писала Симона. Читая эти строки, содрогаешься от мысли, что  пьеса была сыграна, мир поверил, но была ли счастлива Симона, был ли счастлив Жан Поль, этого ли они оба хотели?}

_{Именно Симона посоветовала Сартру, добавить в роман «Тошнота» главы про встречу Антуана со своей возлюбленной.  Сартр признается, что Антуан – это он сам, и роман посвящает Симоне.  Антуан становится голосом Сартра, и нам открывается вся тяжесть и напряжение их отношений с Симоной:}

_{«- Я рад тебя видеть, - жалким тоном говорю вдруг я.}

_{Последнее слово застревает у меня в горле. Если ничего умнее я придумать не мог, лучше было вообще не открывать рта. Сейчас она рассердится. Вообще-то я предполагал, что первые четверть часа будут мучительными. И прежде, когда я встречался с Анни после перерыва, пусть мы не виделись всего сутки, пусть это было на утро после сна, я никогда не умел найти слов, каких она ждала, какие подходили к ее платью, к погоде, к последним фразам, которыми мы обменялись накануне. Чего же она хочет сейчас? Я не могу угадать. (…)}

_{- Я тебе необходим? Я был тебе необходим все четыре года, что мы не виделись? Хорошо же ты скрывала свои чувства.}

_{Я говорю это с улыбкой, иначе она подумает, что я на нее в обиде. Но я чувствую, что улыбка получилась насквозь фальшивая. Мне не по себе. (…)}

_{Итак, вот они опять, наши классические препирательства, которые в былые дни мне приходилось поддерживать, испытывая в душе простые, пошлые желания: сказать ей, что я ее люблю, стиснуть ее в объятиях. Сегодня у меня никаких желаний нет. Разве что помолчать, посмотреть на нее и в молчании ощутить все значение невероятного события – передо мной Анни. А для нее – неужели для нее этот день похож на все другие? Ее руки не дрожат».}

_{Их можно было бы поздравить с золотой свадьбой, но они отказались от всех возможных социальных институтов. Символично, что на похоронах мыслителя, присутствовало около пятьдесят тысяч человек, но Симона никак не могла пробраться к гробу своего возлюбленного – толпа то и дело оттесняла престарелую даму. Только спустя несколько дней она сможет оплакать  потерю на его могиле на кладбище Монпарнас. Интересно также и то, что окна квартиры, в которой доживала писательница, выходили на могилу ее спутника жизни – и каждый день она продолжала быть несвободна, как и прежде. Симона умерла в одиночестве, в больнице медсестры отказывались верить, что эта заброшенная женщина – некогда известная Симона де Бовуар.}

_{Свободный человек не вынужден никому ничего доказывать. Граф Монте-Кристо, роя подземный ход, жаждал свободы, и был уверен, что находится в шаге от нее, но оказался в другой камере. Свобода Симоны и Сартра, это свобода узников, надеявшихся на глоток освобождение, но  ошибившись в темноте  очутились в затхлой камере смертников.}

_{Самообман}

_{«…Мой самообман, это и мой характер, от невроза можно избавиться, от себя не выздоровеешь» - говорит о себе Сартр. Уместно вспомнить, случай описанный философом, о непреднамеренном самообмане. Сартр предлагает нам представить себе молодую женщину, сидящую во французском кафе. Напротив нее – мужчина, который пригласил ее пойти выпить и последние двадцать минут он ей что-то весьма оживленно рассказывает. Женщина не уверена в своих чувствах к мужчине, но она заинтересована, ей лестно, что ей оказывают знаки внимания. Одна ее рука остается на столе, рядом с пустой чашкой кофе, другая лежит на коленях. Внезапно рука мужчины устремляется вниз к ее руке, и это шокирует ее и возвращает к реальности. Сейчас ей нужно принять решение и ответить. Но! «Оставить руку в прежнем положении означает согласиться на флирт, стать вовлеченной. Ретироваться – значит нарушить волнующую и зыбкую гармонию, придающую очарование этому моменту. Цель состоит в том, чтобы отложить мгновение принятия решения настолько, насколько это возможно. Мы  знаем, что произойдет дальше; она оставит свою руку там, где она находится, но огна не заметит того, что она это делает. (…) она уводит своего спутника в самые возвышенные сферы сентиментальных рассуждений; она говорит о Жизни, о своей жизни, она показывает себя с самой существенной стороны – со стороны личности, сознательности. И в течение этого времени происходит разъединение тела и разума; рука остается инертной между теплыми руками ее спутника – ни уступающей, ни сопротивляющейся – просто вещью. Мы скажем, что эта женщина находится в состоянии непреднамеренного самообмана».}

_{Если Декарт выразил себя через  известную идею: «я мыслю – значит, существую», то к Сартру, на мой взгляд, применима мысль: «я отрицаю – значит, я существую». Чем бы ни увлекался Сартр, через время он отречется от этого. Кажется, что принадлежать какой-либо идее, всецело и безоговорочно, для Сартра непереносимо. По его мнению, настоящим бывает лишь спонтанный протест против всякой социальности, но протест разовый, не выливающийся ни в какое организованное движение, партию и не обремененный никакой программой и уставом. Сартр словно просочился сквозь капли дождя: он был всюду, но он не был нигде. Поддерживая коммунизм в СССР, спустя несколько лет он обрушится с критикой советской власти за введение войск в Прагу и против подавления инакомыслия. Он участвует в протестах против Алжирских войн, но в отличие от студентов которых он воодушевлял на акции протеста, он пробудет в тюрьме лишь два дня. Он выступает против подавления Венгерского восстания, Вьетнамской войны, оказывает поддержку Кубинской революции, но вскоре разочаруется в Фиделе Кастро, он заведет дружбу с Че Геварой, для того, чтобы вскоре отрицать и его идеи. Он откажется от Нобелевской премии лишь потому что это совпадет с его разочарованием идеями СССР, и Сартр воспримет премию лишь как политический ход. Отсутствие и отрицание всякой идеи, основания, опоры, по сути, становится его главной идеей, его религией и догмой. Сартр повсеместно говорит о свободе, упуская из вида, что свобода бывает «от», а бывает свобода «для». Свобода Сартра, увы, похожа на свободу человека, который прыгая с самолета, выкидывает парашют и гордо кричит «я свободен».  Не попал ли он в описанный им же самообман, когда оставаясь внешне независимым, он давно был порабощен самим собой, своей идеей протеста и отрицания. Провозглашая свободу как основу человеческого бытия, он был зависим от любовных связей, от мнения людей, от желания явить себя миру и что-то ему доказать, а к концу жизни был зависимым от алкоголя и транквилизаторов. Отрекаясь от догм, он отдал себя в плен страстей.}

_Идол.

 _{Чтобы лучше понять мыслителя, нужно прикоснуться к его детству, ведь не зря же психологи истоки всех бед ищут именно там. Благо, Сартр оставил нам свой автобиографический роман о детстве «Слова».}

_{Жан Поль родился в 1905 году. Мать Сартра стала вдовой, едва выйдя замуж, супруг скончался от тропической лихорадки когда сыну не было года. Мать, молодая вдова, Анн-мари вернулась с младенцем на руках в отчий дом, превратившись то ли в прислугу, то ли в тень, то ли в дополнение к ребенку, который по предписанию деда-филолога должен был непременно стать великим (дед известный филолог-германист Шарль Швейцер, основал в Париже институт современного языка).  Один из современных психотерапевтов сказал, что всю жизнь в глазах другого человека мы ищем глаза матери. В таком случае, можно лишь представить, что искал он в глазах любимой женщины: «Мне совершенно ясно, что эта девственница, проживающая под надзором, в полном подчинении у всей семьи, призвана служить моей особе. Я люблю Анн-Мари, но как мне ее уважать, когда никто ее в грош не ставит? У нас три комнаты: кабинет деда, спальня бабушки и «детская». «Дети» — это мы с матерью: оба несовершеннолетние, оба иждивенцы. Но все привилегии принадлежат мне. В мою комнату поставили девичью кровать. Девушка спит одна, пробуждение ее целомудренно: я еще не открыл глаза, а она уже мчится в ванную комнату принять душ; возвращается она совершенно одетая — как ей было меня родить? Она поверяет мне свои горести, я сострадательно выслушиваю; со временем я на ней женюсь и возьму под свою опеку. Мое слово нерушимо: я не дам ее в обиду, пущу в ход ради нее все свое юное влияние. Но неужто я стану ее слушаться?»}

_{Есть в психологии понятие «безотцовщина», оно мало связано с наличием или отсутствием реального отца, скорее, с тем, получает ли ребенок морально-этический закон.  Мы это помним из любимого в детстве: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха, что такое хорошо и что такое плохо?». С такими вопросами идут к авторитету, и ответы эти врастают в человека. Он может после положить всю жизнь, чтобы оспаривать их, но само это оспаривание станет основой бытия. Или может унаследовать их и передать своим детям, усовершенствовать, дополнить, увековечить. Сартр был безотцовщиной. Вот что пишет он о своем отце:  «Смерть Жан-Батиста сыграла величайшую роль в моей жизни: она вторично поработила мою мать, а мне предоставила свободу. (…) Останься мой отец в живых, он повис бы на мне всей своей тяжестью и раздавил бы меня. По счастью, я лишился его в младенчестве…. Будь у меня отец, он обеспечил бы меня бременем устойчивых предрассудков. Внедрившись в мое «я» он обратил бы свои прихоти в мои устои, свое невежество в мою эрудицию, свою ущемленность в мое самолюбие, свои причуды в мои заповеди. Мой родитель определил бы мою будущность: инженер от рождения я не знал бы ни забот, ни хлопот. Но если Жану Батисту Сартру была ведома тайна моего предназначения, он унес ее собой в могилу; мать запомнила только, что он говорил: «Моряком моему сыну не бывать». За неимением более точных сведений никто на свете, начиная с меня самого, не знал на кой черт я копчу небо». И даже его даровитый дед не смог стать его законом, его (выражаясь словами Сартра) Моисеем (именно Моисей принес народу еврейскому десять заповедей). Морально-этический кодекс не коснулся сердца маленького Сартра, он так и не узнал что же такое «хорошо» и что такое «плохо», являясь идолом-законодателем в своей семье.}

_{Что чувствует ребенок рождение, которого удовлетворило тщеславные чаяния членов семьи и стало лекарством от собственных страхов и разочарований?  «Мое «Я», мой характер, мое имя – все было в руках взрослых, я приучился видеть себя их глазами, я был ребенком, а ребенок – это идол, которого они творят из своих разочарований», -  напишет о себе Сартр. Некрасивый мальчик, он ощущал себя объектом, вещью и маской. Даже любовь деда он ставит под сомнение, понимая, что  он лишь нечто, в чем нуждается старик: «И он созерцал меня: в саду, полулежа в шезлонге с кружкой пиво под рукой, он глядел, как я бегаю и играю, выискивал мудрость в моей бессвязной болтовне и находил ее.  впоследствии я посмеивался над этой манией – теперь я в этом раскаиваюсь: то было предвестие смерти. С помощью экстаза Шарль пытался побороть страх. Он восхищался во мне восхитительным созданием земли, стараясь убедить себя, что все прекрасно – даже наш жалкий конец». О своей бабушке Сартр напишет так:«Она ни с кем не поддерживала отношений – слишком самолюбивая, чтобы домогаться первого места, слишком тщеславная, чтобы довольствоваться вторым. «Умейте поставить себя так, чтобы вас искали», - твердила она. Ее искали усердно, потом все меньше и меньше и, наконец, не видя ее, забыли. Теперь она не покидала своего кресла и кровати».}

 _{Его детство  было театром, где ему была отведена главная роль лишь потому, что им, словно орудием можно было заполнять свою «дыру в душе».  «Растерявшаяся тля, создание без смысла и цели, ни богу свечка, ни черту кочерга, я икал прибежища в семейной комедии, бегая, лавируя, порхая от одного обмана к другому. (…)Всеми обожаемый и никому ненужный, я оставался при пиковом интересе, в семь лет мне не на кого было надеяться, кроме как на самого себя, а меня самого еще не было – был необитаемый зеркальный дворец.  Я родился, чтобы удовлетворить свою громадную потребность в самом себе. До какой-то минуты я пробавлялся тщеславием комнатной собачонки. Загнанный в тупик гордости, я сделался гордецом. Раз никто всерьез не нуждается во мне, я решил стать необходимым всему миру».}  

_{Атеизм, родившийся в душе Сартра также неслучаен: «Бабушка была католичка, дедушка – протестант. За столом каждый из них подсмеивался над религией другого. Все было беззлобно: семейная традиция. Но ребенок судит простодушно: из этого я сделал вывод, что оба вероисповедания ничего не стоят. (…) Со мной занимались священной историей, Евангелием, катехизисом, но возможности верить не дали: это привело к беспорядку, ставшему моим собственным порядком». Религиозно подкованный, он проникся духом вольтерианской, вольнодумной Франции, духом анархизма и свободы: «Я без всякого пылу служил кумиру фарисеев, и официальная доктрина отбила у меня охоту искать свою собственную веру… моей семьи коснулся медленный процесс дехристианизации. В нашей семье все были верующие из приличия. Я нуждался в Боге, мне его дали, и я его принял, не поняв, что его-то я и искал. Не пустив корней в моем сердце, он некоторое время прозябал там, потом зачах…»}

_{Когда взрослым важен ребенок, они видят в нем человека, а не просто нечто принадлежащее им лично, ребенок растет целостным: он умеет пережить боль, испытать радость, он знает что такое сила и слабость, зависть и сочувствие, но самое главное, знает цену жизни. Когда мать овеществляет ребенка, проецируя на него лишь свои собственные ожидания, ребенку ничего не остается, как расстаться с частью себя, предав ее, забыв ее и потом всю жизнь искать воссоединения. Стоило маленькому Жан Полю о чем-то загрустить или начать мечтать, как «мать со смехом прижала к груди: «вот так новости! Да ведь ты у меня всегда весел, всегда поешь. И о чем тебе грустить? У тебя есть все, что хочешь». Она была права: балованный ребенок не грустит. Он скучает как король. Как собака» - кричит нам маленький Сартр.}

_«***»

_{В предсмертной беседе со своим секретарем, он скажет следующее: «Мои сочинения неудачны. Я не сказал ни всего, что хотел, ни так, как я этого хотел. Думаю, будущее опровергнет многие мои суждения; надеюсь, некоторые из них выдержат испытание, но во всяком случае История не спеша движется к пониманию человека человеком…». А я вновь и вновь думаю над тем, что же такое свобода? Отсутствие ли границ, обязательств и правил? Освободившись «от» чего-то или кого-то, дорасту ли до того чтобы стать свободной «для» чего-то или кого-то? Не встану ли на путь самообмана, отдав жизнь идее, которой нет? или посвящу себя чему-то важному? Сартр остается актуальным и сегодня, открывая нам ту пропасть, что видна свободно летящему без парашюта.}