вспоминая будущее 2

                 Место, где я родилась и прожила двадцать пять лет своей жизни - самое обычное и заурядное место на Земле. Для всех, но не для тех, кто там родился, вырос, жил. Стандартная девятиэтажка образца советских 70-х годов в стандартном микрорайоне, выросшем как гриб после дождя в те самые 70-е. Квартиры в них давали шахтерам и металлургам нашего края,  которые,  соответственно требованиям советской эпохи, заработали свои квадратные метры усердным трудом, выполнением планов, субботниками, производственными травмами, и долгим, терпеливыми стоянием «в очереди на квартиру». На первый взгляд случайного прохожего, дома эти в странном порядке расположенные  на пустырях промышленного города, как братья-близнецы похожи  друг на друга. Но для тех, кто так долго шел к заветной мечте – собственной квартире, каждый дом особенный, свой. Этот, например, - первый встречает рассвет, а стоя на балконе этого можно любоваться закатами. Из окон крайнего, видна трасса, а окна того выходят на двор, обещающий стать уютным, когда вырастут и окрепнут тополя. Этот стоит возле школы, а тот возле магазина. От этого до автобусной остановки рукой подать, а тот, дальний вовсе на отшибе, словно сам по себе, зато в нем расположилось участковое отделение милиции. В том доме живет друг, в том учитель музыки вечно беременный  своим чадом -  баяном. В самом дальнем доме, в том, где участковое отделение милиции,  живет известный всему району вечно пьяный одноногий дядя Витя и его злющая жена. Пьяных людей, тех, кого называют алкоголиками, везде хватает, но вот дядю Витю знает весь наш микрорайон, а почему так вышло, не знаю. А в нашем доме живем мы. Квартиру в этом доме получил мой тогда еще молодой дед в те самые 70-е за свою травму  на шахте. Я родилась спустя десять лет после этого. Микрорайон был молодым, красивым, чистым и подающим надежды...

      Лица у жильцов нашего дома знакомые, свои. Они самые настоящие соседи, почти как члены семьи: назойливые, вредные, бестактные, но свои. А свои соседи всегда лучше чужих, незнакомых. Лица «своих» соседей узнаешь сразу, и узнавание это имеет какую-то неведомую объединяющую силу: словно мир не так опасен когда вот так среди чужих лиц в гастрономе, вдруг встретишь того, кто живет этажом выше.

       Дома-близнецы без претензий на архитектуру, одного цвета, одной высоты, с разницей лишь в количестве парадных. Хотя в таких домах никогда не говорили «парадное», говорили просто «подъезд». Наш дом, гордость нас, живших в нем, был тем самым домом, что первый встречает рассвет, загораживая солнце от тех домов, что стоят за ним. В летние месяцы это вызывало облегчение у тех, кто поселился в домах позади нашего, в зимнее время, когда так не хватает солнечного света, это же обстоятельство вызывало зависть. Может потому он, наш дом, казался самым важным? А еще в нем было целых шесть «подъездов», что давало нам основание гордиться своим домом, как самым большим «на районе». Да и номер нашего дома «13», настраивал на определенный лад даже самых не мистически настроенных жителей микрорайона.

       Первые этажи дома невысоко, на окнах никаких решеток. Помню только в трех квартирах домов нашего района, были решетки на первых этажах. В одной из квартир была «сберкасса», в другой «библиотека».  Я еще застала то время, когда библиотека доживала свои последние дни. Что потом с ней стало, неизвестно. Когда мы шли с мамой в магазин, она рассказывала мне, как школьницей ходила сюда за «мушкетерами», которых достать было непросто. Помню тогда, я обещала маме, что тоже приду туда за «мушкетерами» и обязательно возьму ту самую книгу, что читала мама.  Мне было так важно взять в руки именно ту самую книгу, и перелистывать страницы, которых касались мамины пальцы, и понимать что мы связаны навсегда, теперь еще и этой книгой. Я нередко искала такие знаки и подтверждения в жизни, мне нужны были доказательства, что разлучить нас невозможно никому и никогда. Кто кому продал ту квартиру, где была библиотека, трудно сказать, но свое обещание выполнить мне не довелось. Куда пропали советские издания с красной ценой «1руб. 75 коп.» остается загадкой. К стыду или к слову, но при всей моей любви к мировой литературе, роман с мушкетерами так и не удался. В отличие от своих сверстников эту книгу я так и не прочла.

      Сберкасса оказалась более способной к жизни и востребованной. Туда не раз приходилось ходить и мне, выстаивая бесконечные очереди, состоящие из старух и детей. Те и другие враждебно поглядывали друг на друга: мы считали старух – злыми, они нас – дурными и невоспитанными. Хотя, по сути, и мы и они делали то, что не успевали делать другие: наши родители  всегда на работе,  дети старух  – как ни странно тоже. Сжимая в руке целлофановый пакетик с книжкой квартплаты,  приходилось зорко следить за своей очередью. Старухи всегда думали, что нам, лоботрясам, делать все равно нечего мы и постоять можем, не перетрудимся. У нас же были другие соображения – они, старухи, все равно дома сидят и ничего не делают, могут и постоять друг с другом в очереди,  здоровее будут.  И хотя к пожилым людям  нас приучили относиться с уважением, но в сберкассе каждая уважаемая пенсионерка,   превращалась в  «старуху». Впрочем, также как и любой  из нас, для них там превращался в «оглоеда». Стоя в этой тянущейся очереди, и сжимая  задание от родителей – завернутую в целлофановом пакете книжку по квартплате, приходилось очень нервничать, если тетушка за окошком, указывала розовым, перламутровым ногтем, незаполненную графу.  Тогда  нужно было отойти к столу, где ручкой на пружинке нужно что-то вписать, а в это время, какая-то из старух совершит покушение на твою очередь. Это была одна из тысяч сберкасс на первых этажах жилых домов, доживавшего последние свои годы Советского Союза.

         .

        Про решетки в участковом отделении милиции не могу ничего сказать, так как к своему счастью, детство мое благополучно прошло, минуя это заведение. Могу сказать только что они там были. И выглядели, конечно же, зловеще, хотя и делались на одном и том же заводе что и решетки для окон из Сберкассы и из библиотеки.

         В теплое время года, пока детей еще не увезли подальше из душного и пыльного города, первые этажи были еще и самыми важными. Можно было вечерами заглядывать в окна, придумывая и мечтая о чужой жизни там, за окном. Можно было получить нагоняй, если игры становились слишком громкими и мешали уснуть ребенку или старику. Три окна на первом этаже нашего дома были самыми лучшими на Земле. Там в кухне весели зеленые в цветочек занавески прикрывающие окно на треть, по форточку. Форточка была открыта, и там всегда сидел кот. При этом кот этот был уличный, в квартиру он не ходил, но в  теплые месяцы в году, он один из всей кошачьей братии, позволял себе такую вольность – сидеть на форточке бабАллыного окна. В кухне этой, которую мы знали только со своей стороны, стороны улицы было уютно, и отчего-то всегда горела газовая горелка, этот синий цветок новостроек. Протянув свои измазанные ручонки к раскрытому окну,  мы всегда получали оттуда что-то вкусненькое. Майскими вечерами, устав от беготни изнывая от жажды, бежали мы к окну, из которого виднелась белая косыночка бабАллы. Холодный ароматный компот, печенье или карамельки. Но самым вкусным всегда был теплый хлеб. Придя из булочной, едва зайдя в кухню, бабАлла распахивала окно и выглядывала во двор. Мы словно движимые инстинктом были тут как тут. Так котят собирают у своего окна сердобольные хозяйки, что чистят рыбу на ужин. Когда бабАлла умерла, и вскоре умер ее муж, родственники продали квартиру. Сейчас там мини маркет: один из сотен тысяч похожих друг на друга маленьких магазинов с однообразным многообразием товара в ярких упаковках. И пахнет в нем почему-то неприятно.

 

                                                                                   ***

       Приходит время, когда детство нужно не просто вспомнить, а понять, узнать, извлечь уроки, не пренебрегая ими, найти мгновения счастья и несчастья, любви и предательств, верности и лжи. Ведь именно туда, в детство каждому взрослому так хочется порой вернуться, чтобы набравшись сил, снова продолжать свой жизненный путь, находить силы идти, искать.

        Кем была я тогда? Запуганным ребенком, первое, что приходит в мою голову. «Запуганный дикий зверек, что сидит в своей норке и кусает прохожих» - так назвала меня мама моей подруги когда нам было по семь лет. И отчего-то запретила своей дочери со мной дружить. Дочь проявила характер и дружила со мной, дружит и до сих пор. Конечно же мне хотелось быть как прочие дети – котятами, зайчатами, цыплятами и прочими милыми созданиями. Но «дикий запуганный зверек» так привязался к моей душе, что кажется, всю свою жизнь я только того и хотела, что вылезти из норки и явить миру, что я вовсе не так плоха, и достойна уважения и дружбы.  Я чувствовала себя, весьма неловко, попадая в гости к своим подружкам, у которых были красивые, уютные квартиры, улыбающиеся или ругающие за оценки мамы, разговорчивые или угрюмые папы…

           Нет смысла жаловаться на свое детство, по-своему и оно было счастливым.  К тому же жизнь показала -  бывает гораздо хуже.  Пришлось оно на последние годы Советского Союза. Настал период перестройки и гласности. Для меня это были лишь слова, за которыми ничего не стояло, кроме известного в те времена лица с родимым пятном на лбу. Лицо звали МихалСергеич Горбачев. И, несмотря на то, что мне как ребенку он казался каким-то страшным, необходимо было верить, что это добрейший человек который очень любит свою страну и детей. Несомненно, именно детей. В такую же неземную любовь к детям нужно было верить, читая книжки про Ленина в детском саду. И скажу откровенно, мне приятно было в это верить, хотя и верилось с трудом. Ленину я верила больше. То ли потому что пятна на лбу у него не было, то ли потому что знала его только из детских книжек, где он всегда улыбался, в отличие от МихалСергеича который говорил весьма строго, с экрана телевизора глядел сурово и неласково, и книжек с картинками  о нем не выпускали.

      Однажды МихалСергеич должен был приехать с официальным визитом в наш город. Мне было тогда около пяти лет. Я очень ждала его приезда, потому что думала, что едет он к каждому из жителей нашего города. Попросила надеть мне красивое платье и ждала -  тогда я  гостила у родителей своего папы, бабушки и дедушки. Им сказала, что хочу, чтобы МихалСергеич взял меня на руки, а я на ушко ему скажу свое желание, которое он исполнит, он же самый главный во всем мире. Желание свое я помню как сейчас: чтобы мама никогда не умерла, а вместе с ней и две «вторые мамы» (так я называла бабушек в то время), и все остальные кого я люблю. Я так его и не дождалась. Не знаю то ли чтобы утешить меня, то ли на самом деле так и было, но мне сказали что, он не приехал в наш город, из-за какого-то чрезвычайного происшествия в стране.

- Умер? – спросила я серьезно.

- Нет, но он как самый главный, должен был остаться в Кремле, - ответили мне.

Слово «Кремль» было волшебным. Я отправилась спать.

продолжение следует...