Дорога под названием жизнь

Мне неловко оттого, что каждый раз, когда я вижу раздавленного на проезжей части котенка, я вспоминаю ее. В этой неимоверно короткой жизни есть что-то нелепое и несправедливое по простым человеческим меркам. Кто такой маленький несмышленый котенок, вышедший на поиски своей матери, перед огромными колесами внедорожника или грузовика? Еще пара машин, пара астрономических минут и в самом  буквальном смысле  «мокрого места от него не останется».  В  каждой машине сидит за рулем по сути своей не злой человек, и спешит, быть может, он по своим вполне добрым делам. И что такое это маленькое происшествие наряду с серьезными взрослыми проблемами. Она, конечно не котенок, это в моей голове все так нелепо сплелось.  

Она была «дочерью полка» наших волонтеров. К слову сказать забота о ней пробудила не только материнские инстинкты у наших доблестных волонтерш, но и вполне отцовские у некоторых юношей.  Одно можно сказать с уверенностью, каждый, кто волею случая или по зову сердца пришел к ней, уже не смог оставаться безучастным к ее судьбе.

Пришло время рассказать о ней. У нее было два имени. Не зная о том, что она как-то названа  волонтеры дали ей имя Мария. Над именем думали недолго. Имя Мария для каждого христианина – имя особое, в нем средоточие всех чаяний, упований, радостей.  Волонтерши   единогласно дали малышке имя, потому что, говоря о ней, медсестры отчего-то добавляли «не жилец». Видимо опыт им подсказывал. Нашим же девушкам стало ясно, что начать свою заботу о «не жильце» необходимо с Таинства Крещения. Так  в два месяца отроду она  была крещена  с именем Мария, получив в подарок несколько самых заботливых крестных мам, и ласковое между нами имя Машенка.

 Она родилась к концу 2008 года. Слабенькой и больной, раньше срока. Диагноз был плохой, но прогноз довольно благоприятный, хотя и затратный, хлопотный, неудобный. Предстояло две операции, не самые сложные из тех что бывают, но сулившие долгие месяцы реабилитаций, больниц, врачей, специальных упражнений, и всего прочего.   Сотни детей успешно преодолевают эту болезнь на заботливых материнских руках, и к первому классу, чудесным образом, шагают в школу. В самую обычную общеобразовательную. Конечно последствия не всегда проходят и уж точно не исчезают, но детки живут и радуют своих родных, ну и огорчают безусловно тоже. Впрочем, как любые дети.

 Мать оставила ее сразу. Подарив ей только то, что, наверное, могла подарить – имя. Надежда. Словно жестокая шутка, а может просьба о прощении, попытка оправдаться. Может быть, это было то единственное, что она чувствовала и переживала, когда писала заявление об отказе быть матерью? Делала она это, как потом говорила, под давлением мужа, который не рассчитывал быть отцом «инвалидки». Забегая наперед, скажу, что семья их распалась в скором времени. Имя у нее было, но только на бумагах. Именем, данным матерью, ее никто отчего-то не звал. Медицинский персонал называл ее «не жилец» по причине очень малого веса, явном отставании от норм развития и ее неспособности бороться за жизнь. Другие, сердечные медсестрички, звали ее «котенок» за ее тихий редкий плач, походивший на мяуканье, и редкие попискивания, когда ее по часам кормили смесью из бутылочки. Собственно имени ее толком никто не знал, медицинская карта переходила из рук одного врача к другому, а поскольку новорожденных отказников бывает не мало, никто и не пытался имя ее запомнить. Именно это и побудило наших волонтерш дать ей имя (как оказалось второе) Машенька.

Когда к Машеньке-Надежде заходили в палату, она не реагировала. В отличие от других младенцев она не просыпалась от резких звуков и не зазывала мать в положенные часы кормления. Когда ее брали на руки, она мяукала как котенок и впивалась своими голубыми заспанными глазенками в глаза посетителя. И не отпускала.  Наверное, это был ее способ общения, ее диалог с нами, ее слова  которые говорить она не могла.

Ей сделали первую операцию. Все шло хорошо, но диагноз прогрессировал. Врачи говорили: критически низкий вес, плохая работа кишечника и проблемы с печенью, вследствие приема сильных медикаментов, общее ослабленное состояние организма. Вторую операцию, которая должна была дать значительный результат, делать не могли. Кушала она неохотно, словно старалась  нас утешить, оправдать наши усилия, не обидеть, не разочаровать. Принималась кушать смесь из нагретой бутылочки и тут же засыпала на теплых руках одной из крестных мам.  Маленькими, прозрачными и худенькими ручками она держалась за рукав  крепкой волонтерской руки и тревожно посапывала.  Через месяц  после операции у нее отнялись ножки: маленькие, холодные, голубоватые с крохотными пальчиками. Она совсем перестала расти и все реже плакала. Глаза только остались по-прежнему жадными и ждущими ласки и заботы, но смотрящие словно через пелену или завесу. Иногда зимним утром приходя в палату, обнаруживалось, что в палате не намного теплее, чем на улице, а ручки и щечки малышки такой же температуры как спинка ее железной кроватки. А она все лежит, молча одними глазами,  ищет взгляд входящего и если кто пришел, то не отпускает уже до самого конца, пока не уснет.

 Доктор  шел навстречу желанию помочь,  не смотрел на волонтерш как на бездельниц, околачивающих по прихоти своей пороги больницы, беседовал с нами. Он говорил грустно, что она не боец, что болезнь не самая сложная, но нужен уход, теплые мамины руки, любовь. Он утверждал, что медицина не всегда творит чудеса, чудеса делает Бог, руками людей. Так уж вышло, что ей нужны были те руки, которые от нее отказались.  

Хоронили ее на монастырском кладбище в селе. На похоронах были несколько девушек волонтерш, тех, что словно бывалые мамы, пять месяцев кряду меняли ей памперсы, делали в положенные часы профилактическую зарядку и лучше всех теперь разбирались в молочных смесях и лекарствах. Пришла на похороны ее мама и бабушка. Плакали. Молились. Тягостно было. Помнится в тот майский день шел дождь и было солнце. Было радостно за нее, что наконец теперь она там «с краюшку да в раюшку». Было дождливо на душе от того, что у  малышки по-видимому не было шансов перейти дорогу под названием жизнь, где каждый водитель вроде бы и не зол, и по наверное добрым делам спешит куда-то.