Настенька
Настя слушала это всё спокойно,
понимала всё — она умная, Настя. Мне она о любви никогда
не говорила, и о том, что скучает по мне, — тоже. Редко
смеялась в наши минутные разговоры по телефону и почти никогда
не плакала. Помню лишь один случай: она поругалась с подружкой
и позвонила мне, рыдая. Настя быстро успокоилась. С подружкой они
помирились в тот же вечер, и ей было как-то неловко передо мной
за свои слёзы. Я же вспоминаю тот разговор до сих пор.
О событиях в школе
и происшествиях с друзьями рассказывала. О своих чувствах —
нет. Не потому, что скрывала, а просто не знала, что такое
чувства. Не говорил ей никто и никогда об этом —
некому было. В школе о таком не говорят, там, как правило,
полезному учат — математике, географии, а вот о чувствах —
молчат.
Иногда при взгляде
на её белокурые волосы и голубые глаза казалось, что она
королева. Снежная какая-то, холодная, бескровная, одинокая. На утренниках
Настенька всегда была Снегурочкой — у неё была завидная память
и подходящая внешность.
Однажды
мы забрали ее на выходные в наш город.
«Вот река, а вот церковь, здесь Родина-мать, а это монастырь». Настя
молча смотрела на достопримечательности. Территория монастыря была
размером с село, где находился Настин детский дом. В тот день мы
обошли десять таких «сёл». В обед
был пир в столичном кафе. Выбирая блюда, Настя, проявив неожиданно
смелость, заказала себе борщ и вареники, и, конечно же, котлету.
Попробовать новое, то, чего «у них» не дают, Настя отказалась,
недоверчиво поёживаясь и пожимая плечами.
Под вечер, ковыряя вилкой в тарелке,
Настя смотрела в неопределённую точку. То ли обои рассматривала,
то ли пыталась вспомнить английские буквы, прочесть название телевизора
и прочей бытовой техники. Что происходило в её голове, всё
так же оставалось секретом. Можно было спрашивать сотни раз: «Настенька,
о чём думаешь? Как настроение, Настенька? Чего глаза такие грустные?» —
или придумывать другие варианты вопросов — она только пожимала плечами или
говорила, картавя: «Всё хорошо».
Уснула Настенька сразу же.
Глядя на её закрытые веки, хотелось гладить, целовать и говорить
в её сонную голову, что всё у неё будет хорошо, и самой
верить в это тоже очень хотелось.
Но сон её не был
безмятежен. Несколько раз она чуть не упала с кровати, ворочаясь,
откидывая подушку и снова ища её на кровати. Она поднималась, что-то
говорила, снова падала на подушку. Всхлипывала и вытирала руками
крошечные слезинки на ресницах. Лицо её выражало сотни эмоций,
чувств, переживаний. С кем-то дралась, кого-то обнимала, кого-то
хотела удержать, проживая свои сны. Звала, снова всхлипывала, улыбалась
и даже смеялась. Что снилось ей, о чём плакала, чего боялась?
Утром
Настенька спокойно прошла в ванную чистить зубы. Ее такие быстрые —
чтобы не забрать много внимания — пожимания плечами,
и её картавое «всё хорошо». И её покорность в ответ
на любые просьбы и «спасибо» — на любые фразы.
Новорождённые часто путают день
с ночью — мамам это известно. Днём малыш спит, заставляя маму
умилённо любоваться своим чадом, а ночью начинается его
жизнедеятельность — аппетит, игры и другие потребности.
Настенька, было ли твоей маме
известно, что ты тоже перепутала день с ночью в тот момент,
когда стала ей не нужна? Что сказала бы она, видя твой дневной
«сон» и твою ночные боль и радость?
Ты не задаёшь эти вопросы
маме. Ты вообще перестала уже вести с ней диалоги, перестала думать
о ней, ждать её возвращения. Разве что только во сне, борясь
со своими «слабостями» и проигрывая бой самой себе, ты всё
так же отчаянно ждёшь и ищешь её, и просишь
её не уходить и не забывать навещать тебя.
(весной
2011 года Настеньку удочерила многодетная семья, вот в эту зимнюю весну вспомнилось иэто решающее событие из ее многострадальной жизни, и захотелось поделиться)
Комментарии
Отправить комментарий